Почему страны Центральной Азии покончили с территориальными спорами

С момента распада СССР Ферганская долина, разделенная на политической карте между Кыргызстаном, Таджикистаном и Узбекистаном, напоминала поле битвы. За три десятилетия в стычках и вооруженных столкновениях там погибли сотни человек. Казалось, что пограничные споры невозможно решить из-за объективных факторов — в первую очередь ограниченности сельскохозяйственных ресурсов в преимущественно аграрном и густонаселенном регионе с засушливым климатом. К тому же политики трех стран активно использовали эти конфликты во внутриполитических целях. Подробнее об этом в статье — "Всему есть границы. Почему страны Центральной Азии покончили с территориальными спорами".

Однако 31 марта в таджикском Худжанде президенты Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана торжественно заявили о завершении всех территориальных споров. От новых конфликтов в будущем никто не застрахован, но пока лидеры видят куда большую выгоду в сотрудничестве, чем в агрессии. И эта логика — единственная гарантия стабильности на ферганских границах.

Как споры начинались

Процесс национального размежевания и уточнения границ в Центральной Азии завершился лишь в 1950-х годах, но республики все равно остались недовольны итогами. Регулярные конфликты между ними возникали еще в СССР, хотя тогда эти границы были чисто административными. После распада Советского Союза каждое из независимых государств стало интерпретировать разночтения в советских картах в свою пользу, отчего проблем заметно прибавилось.
Попыток устранить противоречия хватало — например, сразу после обретения независимости центральноазиатские республики подписали Алматинскую декларацию о признании и уважении территориальной целостности друг друга и нерушимости существующих границ. Но на практике конфликты продолжались — территориальные претензии к соседям были у всех стран Центральной Азии.

Некоторые споры удавалось разрешить. Например, Казахстан и Туркменистан сравнительно быстро договорились о своей границе. А вот Узбекистан долгие годы действовал максимально жестко: первый президент Ислам Каримов не шел на компромиссы с соседями. Ташкент в одностороннем порядке провел демаркацию границы, установив на спорных с Кыргызстаном и Таджикистаном территориях проволочные ограждения, контрольно-следовые полосы и блокпосты. В 1999 году, когда террористическое Исламское движение Узбекистана прорвалось в Ферганскую долину, Узбекистан и вовсе заминировал некоторые участки границы.

Чем споры закончились

Сменивший Каримова в 2016 году Шавкат Мирзиёев кардинально пересмотрел внешнеполитическую стратегию Узбекистана, активно занявшись налаживанием отношений с соседями. В результате к началу 2020-х годов все пограничные споры, касающиеся узбекских границ, были урегулированы. Но противостояние между Таджикистаном и Кыргызстаном продолжалось. Непростые отношения между лидерами двух стран Эмомали Рахмоном и Садыром Жапаровым омрачали центральноазиатские саммиты, а пограничные конфликты ставили под вопрос стабильность всего региона.

Ситуация обострялась по мере того, как обе стороны все активнее использовали национал-популистскую риторику ради мобилизации и сплочения населения. Представители Кыргызстана ставили таджикским коллегам ультиматумы и проводили на границе военные учения. Руководство Таджикистана отвечало жестко и даже воинственно. В результате в 2021 и 2022 годах это вылилось в крупные пограничные столкновения.

Особенно опасно было то, что с обеих сторон в столкновениях стали участвовать не только профессиональные солдаты, но и вооруженные боевики в гражданской одежде без опознавательных знаков. Они поджигали дома «противников», снимали это на видео и выкладывали в соцсети.
С каждым разом стороны использовали все более серьезные вооружения. Если в 2000-х и 2010-х в ход шло охотничье и стрелковое оружие, то в 2021–2022 годах применялся практически весь спектр, вплоть до артиллерии и дронов.

В реальности Бишкек и Душанбе вряд ли хотели кровопролития. Во время конфликта в апреле 2021-го представители Госкомитетов по нацбезопасности сразу же начали переговоры по деэскалации. Конфликт сентября 2022-го и вовсе застал обоих президентов врасплох: когда началась перестрелка на границе, они находились на саммите ШОС в Самарканде и прямо там срочно договорились о прекращении огня.

Для политических режимов, подобных кыргизскому и таджикскому, состояние постоянной угрозы — хорошее основание для укрепления контроля над обществом. Но передозировка воинственной риторикой привела к тому, что образ врага перестал быть просто образом. А это уже создавало угрозу серьезной внутренней дестабилизации.

Признаками надвигающейся опасности стали рост национализма, а также усиление дискриминации таджиков в Кыргызстане и кыргызов в Таджикистане. Рисков для правящих режимов добавляло и то, что в те годы Центральная Азия только оправлялась от пандемии COVID-19: общественные настроения и без того кипели из-за плохого качества медицины и экономической хрупкости стран.

Кто стал миротворцем

Россия не спешила вмешиваться в споры двух союзников по ОДКБ, а после начала полномасштабного вторжения в Украину и вовсе потеряла к этой теме интерес. Владимир Путин лишь единожды встретился с Жапаровым и Рахмоном, после чего публично признался, что Москва "отказывается от посреднической роли". Вместо этого российский президент пообещал поднять из архивов советские карты, которые якобы должны были помочь сторонам «найти решение».

Отстранение Кремля от посредничества объясняется, во-первых, прошлым печальным опытом: в 2020 году российский МИД пытался предложить свои услуги, но в ответ получил от таджикского дипломатического ведомства ноту протеста. Во-вторых, повлиял провал с урегулированием пограничного конфликта Азербайджана и Армении. В Москве решили, что им ни к чему очередная громкая неудача на постсоветском пространстве, которое Кремль до сих пор считает зоной своего исключительного влияния.

На фоне беспомощности России особенно ярко проявилась посредническая роль Узбекистана, который еще в 2018 году запустил процесс региональной интеграции — тогда Мирзиёев возобновил центральноазиатские саммиты без участия внешних партнеров типа России и Китая. К 2025 году руководство Узбекистана помогло возобновить диалог Рахмона и Жапарова, которые до недавних пор отказывались даже жать друг другу руки. Дипломатическая активность Ташкента проявилась, например, в начале 2025 года, когда премьер-министры Узбекистана, Таджикистана и Кыргызстана провели посвященную пограничным вопросам встречу.

Чего ждать дальше

Нельзя сказать, что угроза повторения конфликтов в будущем полностью устранена. Неизвестно, насколько гладко на практике будет реализовываться то, что прописано в новом договоре между Кыргызстаном и Таджикистаном.

Особое внимание вызывает пункт о беспрепятственном доступе местного населения к водохозяйственным объектам и ирригационным каналам. Это критически важно, учитывая экономику приграничных районов: в сельском хозяйстве заняты 74% экономически активного населения со стороны Кыргызстана и 75% — со стороны Таджикистана. Споры о воде ранее регулярно приводили к стычкам.

Также большой вопрос — спокойно ли пройдет делимитация границы на тех участках, где дома кыргызов и таджиков расположены в шахматном порядке.
Да и в целом противники урегулирования пограничных вопросов по нынешнему сценарию никуда не делись, хотя пока не особо проявляют себя. На потенциал протестной активности повлияли показательные приговоры по делам кыргызских активистов, в 2022 году выступавших против соглашения по границе с Узбекистаном. Редкие критики договора с Таджикистаном уже тоже ощутили на себе последствия. Например, депутата Султанбая Айжигитова лишили мандата.

Так что дальнейших проблем исключать нельзя, но в целом впервые за все постсоветское время в регионе сложилась ситуация, когда власти всех пяти стран не имеют политических претензий друг к другу. И в пользу того, что такая ситуация окажется устойчивой, говорят два фактора: политический и экономический.

В Таджикистане правящий с начала 1990-х годов Рахмон подходит к моменту, когда нужно будет решать вопрос с передачей власти следующему поколению в лице его сына Рустама. В такой ситуации очаг напряжения на границах ему ни к чему. А в Кыргызстане политическая система подстраивается — как внутренне, так и внешне — под центральноазиатскую норму. То есть пытается повторить модель более преуспевающих соседей — Казахстана и в особенности Узбекистана.

С политическим фактором неразрывно связан и экономический. Мирное сосуществование двух самых маленьких экономик Центральной Азии — Кыргызстана и Таджикистана — дает им шанс присоединиться к бурному экономическому росту все тех же более богатых соседей.

На волне перенаправления торговых потоков из-за западных санкций против России внутренний товарооборот пяти стран Центральной Азии в 2023 году превысил $20 млрд, хотя еще в 2017 году составлял менее $9 млрд. То же касается и торговли со странами за пределами региона. На фоне российской агрессии против Украины множество государств по-новому взглянули на Центральную Азию и сейчас готовы активно развивать с ней отношения. Из последних примеров — первый в истории саммит стран ЕС с Центральной Азией (3–4 апреля, Самарканд). Упускать такой уникальный шанс из-за приграничной нестабильности было бы глупо.

Авторы: Темур Умаров, Алибек Мукамбаев/Берлинский центр Карнеги

---