Российско-афганские отношения и ЦА

Активность России в Афганистане может быть связана не только с региональной экономикой, но и с вопросами безопасности.

фото: pressunity.org

Инициатива России по формированию нового вектора взаимодействия с Афганистаном, подконтрольным талибам, приобретает характер стратегического маневра с далеко идущими последствиями.

Серия визитов Сергея Шойгу, секретаря Совета безопасности РФ, к высшему руководству Афганистана, включая вице-премьеров, министров обороны и внутренних дел, а также главу разведки, подчеркивает стремление Москвы укрепить свои позиции в регионе, отмечают эксперты канала Джумхурият.

Основное внимание уделяется вопросам экономического сотрудничества, транзита, инвестиций и обеспечения безопасности, что свидетельствует о переориентации российской дипломатии на активное включение Афганистана в свои геополитические расчеты.

Решение об исключении "Талибана" из российского списка террористических организаций, судя по заявлениям, находится на стадии финального утверждения. Этот шаг, несомненно, продиктован необходимостью легитимизации политического диалога, который, по мнению Москвы, создаст благоприятные условия для реализации совместных проектов и укрепления влияния России в Центральной Азии.

Кроме того, такой поворот в отношениях способствует позиционированию РФ как ключевого посредника в процессе внутриафганского урегулирования, что может иметь значительное влияние на стабильность региона в целом.

Однако действия России в этом направлении могут быть рассмотрены в контексте более широкой стратегии создания альтернативного блока влияния, направленного на противостояние западным санкциям и политическому давлению.

Визиты Шойгу совпадают с усилиями Москвы по укреплению военного и экономического взаимодействия с Китаем, Ираном, КНДР и Белоруссией. На фоне нестабильной ситуации вокруг Украины и роста напряженности в отношениях с Западом, Россия стремится формировать сеть альянсов, основанных на прагматизме и общих интересах в противостоянии внешним вызовам.

В то же время, сближение с Талибаном сопровождается очевидными рисками. Международное сообщество пока не признает талибов законной властью, и исключение движения из списка террористов может привести к росту критики со стороны западных партнеров и ряда союзников.

Кроме того, афганская администрация, несмотря на декларации о независимости и стабильности, остается внутренне нестабильной, что увеличивает вероятность того, что любые совместные проекты могут столкнуться с непредвиденными препятствиями.

В данном контексте стоит отметить, что активность России в Афганистане может быть связана не только с региональной экономикой, но и с вопросами безопасности.

Возможность использования афганского направления как плацдарма для влияния на Центральную Азию и создание буфера от нестабильности на южных границах остаются важными аспектами российской политики.

При этом позиция стран ОДКБ, которые, судя по всему, готовы действовать лишь под прямым руководством Москвы, формирует дополнительное поле для маневров, однако, в то же время, ограничивает гибкость коллективных решений.

Таким образом, визит Шойгу и заявленные планы России свидетельствуют о многослойной стратегии, направленной на восстановление утраченного влияния, создание новых геополитических реалий и, вероятно, подготовку к дальнейшему изменению баланса сил на международной арене.

Однако успех этой стратегии будет зависеть от способности Москвы учитывать внутренние противоречия афганского руководства и от того, насколько эффективно Россия сможет нивелировать негативные последствия для своего международного имиджа.