Каким станет будущий мировой порядок

Как политическая карта мира влияет на международные отношения? Разбирался Владимир Овчинский, советник министра внутренних дел РФ, на портале "Россия в глобальной политике".

Обывателю свойственно искать в международных событиях простой рациональный смысл. Но даже отношение длины окружности к ее диаметру выражается иррациональным числом Пи, то есть длина окружности и диаметр вполне конкретны и понятны, а вот точно рассчитать их соотношение в привычных нам натуральных числах, как ни парадоксально для нашего сознания, невозможно.

Может быть, и в мировой политике логика отношений между государствами присутствует, но выражается каким-то иррациональным числом?

У широкого бытования упрощенного понимания международных отношений есть четкая, но плохо осознаваемая причина – политическая карта мира. В этом месте мне как политико-географу необходимо исповедаться и покаяться, ведь

политическая карта как модельное отображение мирового политического пространства является одной из величайших мистификаций в истории. За последние столетия это, увы, привело к деградации популярного понимания функционирования системы международных отношений.

И дело даже не в том, что любая плоская карта искажает очертания шарообразной планеты, а наши представления о масштабах стран и континентов и их расположении друг относительно друга очень условны.

Более того, у каждого народа с собственной картографической традицией изображение поверхности Земли будет выглядеть по-разному. Поместить Антарктиду внизу или вверху, какую вертикаль взять за центр карты, чтобы отсчитывать от нее запад и восток, какие страны нанести, а о каких (скажем, нами не признаваемых) умолчать, в конце концов, в какие цвета окрасить государства? Все это не такие уж очевидные вопросы, если пробежаться взглядом по коллекции атласов из разных уголков света.

Всякая политическая карта, воспринимаемая нами в качестве объективного отражения мира, является по большому счету только проекцией чьего-то видения, нарративом, который тихо нашептывает нам идеологию автора. Наконец, политическая карта отображает, по сути, контроль государствами только суши, ничего не говоря о морском, воздушном, подземном, космическом, виртуальном и прочих пространствах.

На самом деле источник географической мистификации еще глубже, он – в искаженных базовых параметрах любой политической карты мира. Как всем хорошо известно, на политической карте, грубо говоря, каждой стране соответствует свой уникальный цвет, который обозначает контролируемую этим государством территорию.

Тем самым политическая карта, сама того не желая, подсказывает нам, что система международных отношений состоит только из совокупности относительно равных друг другу государств, не находящихся в иерархических отношениях, каждое из которых стабильно контролирует свою территорию и не присутствует за ее пределами.

Международные отношения всегда были асимметричной и динамической системой с множеством разновесных и разноплановых игроков, но иерархически организованной. Есть такой вид соревнований, как шахматы 4×4: в каждой партии участвуют четыре игрока, что, естественно, значительно осложняет общую диспозицию. А в мире таковых игроков, на самом деле, под две сотни, у каждого разное количество фигур и нет общих правил.

Наверное, всем стало бы спокойнее и безопаснее, превратись отношения между игроками в более или менее застывшую партию с постоянной расстановкой фигур. Но мир политики не такой и становиться таковым не желает.

Эфемерность территориальной структуры

Если бы кто-то поставил цель отобразить на географической карте подлинные международные отношения, то, во-первых, пришлось бы делать ее не статическим снимком, а динамическим изображением, во-вторых, в графическом редакторе вместо инструмента "заливка" стоило бы использовать функцию "распыление". Получится что-то вроде ожившего полотна Василия Кандинского: государства с такой карты не исчезнут, но превратятся в более четкие сгустки одного цвета, магниты, которые притягивают брызги своего тона.

Территориальная структура мира, в которой источниками международного порядка являются только государства с их четко обозначенными границами, – явление нам привычное, но далеко не естественное. За столетия цивилизационной эволюции большая часть человечества пришла к важности единоначалия: один Бог – один закон на земле и на небе.

Но в международных отношениях продолжает действовать языческое многобожие: единого закона нет, есть шаткий порядок, основанный на совокупности признаваемых интересов друг друга. Надо отдать должное, многие имперские силы стремились подчинить мир единым внешнеполитическим правилам: от Святого Престола, пытавшегося поставить над суверенитетом народов верховенство Божьей воли, проводником которой был он сам, до китайского императора, считавшего себя сюзереном всех других правителей на свете. В некотором смысле и попытка создать глобалистский миропорядок с общими нормами и правилами, основанный на универсальных незыблемых ценностях, тоже исходила из преимуществ единого начала в мировых делах.

Но выяснилось, что универсальные ценности имеют свойство меняться даже у того, кто их придумал и проповедовал.

Эпоха модерна закрепила совсем другой принцип – система международных отношений состоит из множества государств, обладающих исключительным суверенитетом. Если бы мировой порядок имел один источник власти, то и политическая карта не потребовалась бы (ее и не было до Нового времени).

Но существование многочисленных формально равных носителей суверенитета потребовало внедрения простого принципа разделения пространства их функционирования. Ничего проще территориального принципа разделения суверенитетов – здесь действует мое исключительное право, а там твое – трудно было придумать. Принципы территориальной целостности, невмешательства во внутренние дела друг друга стали очевидными следствиями.

Таким образом, территория оказалась главным признаком суверенитета, ключевым ресурсом государственности со всеми вытекающими и хорошо понятными положительными и отрицательными чертами территориального раздела мира.

Кстати, жесткий территориальный принцип организации международной системы не был безальтернативным способом решения обозначенной проблемы. Посмотрите, как сетевой принцип действует в как будто бы нейтральном и общем Мировом океане. Но еще более близкий пример – разграничение пространств функционирования христианских деноминаций.

В католической церкви все подчиняется Риму, а вот православные и протестантские церкви действуют исходя из логики многоначалия. Несколько упрощая, они представлены совокупностью поместных равноправных церквей, частично признаваемых друг другом. Но линия разделения между ними проходит не столько по земле, сколько по людям: человек не выпадает из паствы и норм своей церкви, когда переезжает в другое место. В православных церквах действует и совсем интересный пример организации многоначалия, в котором соединяются демографический принцип с территориальным (канонической территорией).

Попробуйте нарисовать церковно-политическую карту мира, указав, где какой церковный закон действует, – получится опять в лучшем случае смазанная композиция в стиле Кандинского с отдельными сгустками определенных цветов и пестрой наслаивающейся периферией.

Таким образом, сложившийся мировой порядок с относительно стабильными границами и более или менее понятным ограниченным числом государств как единственных носителей суверенитета – не норма, а сказочная аномалия, искусственное упрощение действительности, родившееся благодаря желанию воспроизвести мировой порядок из картинки в школьном учебнике географии. Эта модель на короткий миг человеческой истории позволила систематизировать и стабилизировать динамику мировой жизни и, честно говоря, за справедливой критикой мы не успели разглядеть и оценить преимущества такого устройства.

Кто-то почему-то решил, что мировой порядок должен выглядеть, как торговля в престижном аукционном доме: есть четкие правила, все равны и поручительством всему честь и репутация продавца и покупателя. Увы, поверить, что мировой порядок выглядит именно так, можно было, только забывшись очередным сном Веры Павловны.

На деле мировой порядок, в котором мы живем, выглядит иначе. Либо это невольничий рынок, где существует только видимость честной торговли, а на самом деле продавец диктует покупателю любые условия (или наоборот), а главное, самому легко превратиться из покупателя или продавца в товар и предмет сделки. Либо фондовая биржа, где вроде бы действуют рыночные правила, но на самом деле все решается массовыми спекуляциями и медийными манипуляциями.

Добавим в копилку образов еще два возможных. На восточном базаре, кажется, нет законов, каждый – и продавец, и покупатель, но на самом деле правила существуют, просто они не универсальны, цена каждый раз устанавливается путём переговоров и зависит от уникального контекста.

Перенося пример на дипломатию ‒ это мир двойных, тройных, четверных и так далее стандартов. Более того, формулирование единого стандарта в такой модели убивает смысл дипломатии, которая нужна, когда традиционное правило не работает и требуется специальный подход и уникальное решение.

Наконец, еще одна модель – ярмарка, на которую приезжают не столько для того, чтобы продать, сколько для того, чтобы себя показать, именно факт участия в ней, а не торговый успех, подтверждает твой статус.

Русской душе, кажется, близок именно последний тип, где каждый живнт сам по себе, а для международных дел встречаются, чтобы засвидетельствовать друг другу почтение.

Контуры непонятного

Сегодня размышления о грядущей смене мирового порядка стали общим местом, однако в предсказаниях преобладает предположение, что перемены будут не более чем перестановкой фигур на уже известной шахматной доске, уточнением сфер влияния и полировкой норм международного права. Боюсь, будущий мировой порядок покажется нам скорее своей противоположностью. Вот некоторые из его ожидаемых черт.

Первое. Общим правилом станет только отсутствие общих правил. Мировой порядок превратится в лоскутное одеяло наслаивающихся друг на друга региональных и проблемно-ориентированных мировых подсистем, устроенных по разным принципам и на разных нормах.

Все значимые центры силы будут действовать в своем собственном миропорядке так, как, грубо говоря, живут сейчас различные христианские деноминации. Найдется место "аукционному дому", когда, скажем, будет решаться спор старых добрых друзей по ничего не значащему поводу, но больше в ходу окажутся комбинации "фондовой биржи" с 2восточным базаром", правилами ad hoc (для данного случая) и нормами ad libitum (по собственному усмотрению).

Объединяющий все это зонтик глобальных международных отношений с общемировыми форумами и международными организациями превратится скорее в необходимую планетарную ярмарку тщеславия и бездействия.

Второе. Геометрия мирового порядка превратится в оптическую иллюзию. Одна и та же конфигурация с разных сторон глобуса будет выглядеть то однополярной, то биполярной, то многополярной. Скажем, в отношениях с одной державой страна будет вести себя так, будто царит однополярный мир, где только и надо слепо следовать заветам гегемона-поводыря. С другой страной – отношения в логике игры с нулевой суммой: либо все нам, либо вам, будто мир поделен на жесткие коалиции биполярного мира.

Наконец, с третьей – гибкое лавирование, как будто все существуют в многополярном окружении, сплетенном из мягких коалиций взаимозависимости. Мир же на самом деле окажется одновременно и однополярным, и биполярным, и многополярным: постоянно меняясь, разным игрокам он будет отсвечивать то одним, то другим своим свойством.

То же произойдет и с любой псевдогеографической оппозицией типа "Запад – Восток" или "Север – Юг", которые кажутся нам незыблемыми. ЮАР, к примеру, способна быть то авангардом растущего Востока и Юга, то форпостом развитого Запада и Севера.

Третье. Усложнение общественных запросов сделает мировую политику асимметричной и многоуровневой. Житель современного Брюсселя голосует на выборах в муниципалитете, языковой общине, федеральной провинции, Королевстве Бельгия и Европейском союзе. Зачем его мнением интересуются столько раз, неужели нельзя единожды установить политические предпочтения и сформировать сразу все уровни власти?

Ан нет, это раньше политическая ориентация человека определялась одной идеологической платформой. Сегодня, скажем, на местных выборах он поддержит левых, которые обеспечат ему большую социальную поддержку, на национальных – выступит за правых, которые защитят его от неконтролируемой миграции, а на общеевропейских выберет популистов-евроскептиков, чтобы те держали евробюрократов в узде.

И это не повод тут же диагностировать у него шизофрению, просто в его сознании политический процесс разбит на разные пространственные уровни, к каждому из которых он адресует специфичные интересы. Другими словами,

увеличение числа этажей в мировой и национальной политике – не следствие ослабления государства (которое совсем и не ослабевает, как показали последние события), а результат усложнения запросов человека и общества, реализовать которые может только асимметричная и многоуровневая модель политики.

Четвертое. Региональная интеграция способствует локальной фрагментации, и наоборот. Мы привыкли думать, что стирание границ, происходящее в ходе интеграционных процессов, – нечто обратное локальной фрагментации с ее сепаратизмом и, наоборот, возведением новых границ. Однако в реальности два процесса взаимно обуславливают друг друга.

Многоуровневая идентичность ведет к тому, что усиление ее континентальной компоненты (я – европеец) актуализирует ее локальную форму (я – баск), и наоборот. Возможность для локального сообщества реализовывать свои потребности в безопасности и экономическом развитии в обход национального правительства в рамках более широкого интеграционного образования обеспечит поддержку и расширения местной автономии, и развития надгосударственной интеграции.

Пятое. Границ станет больше, но видно их будет меньше. В современном глобальном мире кажется, что границы стираются: садишься на поезд, едешь и даже не замечаешь, как меняются страны за окном. Или встаешь с утра в одной стране, открываешь интернет и работаешь в другой, а потом идешь и смотришь трансляцию концерта из третьей.

Однако и это иллюзия: чтобы пассажир проехал на этом поезде и не почувствовал границы, ведомства стран должны провести массу согласований, разработать тьму регламентов и обменяться таким количеством данных, что на самом деле в административно-бюрократическом смысле эта граница много более осязаема, чем глухой забор с колючей проволокой.

Шестое. Государства-сообщества заместят государства-территории. Сейчас всерьез обсуждается, что делать с государствами, которые из-за повышения уровня Мирового океана вскоре уйдут под воду. И базовое решение, к которому склоняются эксперты: зафиксировать их в границах официальных акваторий, то есть люди будут жить где-то в другом месте, но сохранят гражданство и принадлежность к действующим политическим институтам затонувшего острова.

Не за горами и квазигосударства, созданные жителями экодеревни или круизного лайнера. Государства как территории начнут постепенно уступать место государствам как сообществам, граждане которых живут в разных частях мира, но продолжают поддерживать связь с родственной политической системой и национальной идентичностью.

Это сделает территориальную проблему менее острой: вполне возможно, что при спорном статусе какой-то территории одна часть проживающего там населения будет ассоциировать себя с одним государством-сообществом, а другая – с другим.

Седьмое. Распространятся смешанные формы суверенитета над территорией. Современный миропорядок основан на том, что одна и та же территория может быть закреплена только за одним государством. Это делает невозможным разрешение территориальных споров консенсусом и, на самом деле, подтачивает жизнеспособность самого этого устройства.

Общая эрозия территориальной структуры мирового порядка со временем приведет к смешанным формам администрирования спорных территорий: ими будут управлять совместно или по очереди.

В конце концов возобладает отношение к территории, как к акционерному предприятию: у государств будут разные процентные доли акций, включая, скажем, "золотую акцию" с правом вето на совместные решения государств-акционеров.

Тренды изменений мирового порядка, которые намечаются сегодня, кажутся возникновением всеобщего хаоса и совокупности разношерстых беспорядков. Cтройную логику и закономерность найдут только ученые-международники будущего, изнутри процесса ее не увидеть.

Но это не должно мешать нам снять шоры при взгляде на мир, понять, что он переживает не перестановку местами слагаемых, а структурную и качественную трансформацию.

Ну а пока новый мировой беспорядок не оформился, продолжим с ностальгией смотреть на старую добрую политическую карту мира – самый достоверный слепок утопической фантазии о международных отношениях, которой последние столетия грезило человечество.

Автор: Игорь Окунев, кандидат политических наук, доцент, директор Центра пространственного анализа международных отношений Института международных исследований МГИМО МИД России.

Материалы к теме:

Двойные стандарты китайско-американских отношений

Россия может стать камнем преткновения между Китаем и США - Business Insider

Что изменилось в отношениях между РФ и КНР после начала СВО и как это влияет на страны ЦА - часть 2