Уголь под давлением: как и почему закрываются шахты в мире

На протяжении более двух столетий уголь был краеугольным камнем глобальной индустриализации, обеспечивая энергией фабрики, электростанции и целые экономики. Однако в XXI веке этот ресурс оказался под давлением — с одной стороны, экономической конкуренции и технологических сдвигов, с другой — экологических вызовов и политических обязательств по борьбе с изменением климата. Во многих странах началась масштабная трансформация энергетических систем, и угольные шахты стали ее первыми жертвами. Подробнее о том почему угольная эра в Европе подошла к концу – на Cronos.Asia.

Процесс закрытия шахт далеко не однотипен: в одних странах он происходит через болезненные социальные конфликты, в других — в результате долгосрочной стратегии с участием профсоюзов, бизнеса и правительства. При этом на решения о свертывании угледобычи влияют как внутренние факторы — экономика, политика, общественные настроения, — так и внешние, включая глобальные энергетические тренды и климатические соглашения.

В этой статье мы рассмотрим, как развивался процесс закрытия угольных шахт в мире — от Европы до Азии и Америки, какие страны стали пионерами "угольного выхода", а где сопротивление оказалось особенно сильным. Особое внимание уделим роли профсоюзов, влиянию международных организаций и политике "справедливого перехода" как ключевому условию устойчивой декарбонизации.

Ретроспектива закрытия угольной промышленности в Европе

В 17-ти странах Европы более 50 угледобывающих регионов. Лидерами являются: Германия, Польша, Сербия, Чехия и др. Чтобы предотвратить негативные последствия для здоровья населения и окружающей среды, европейские власти стремятся отказаться от использования угля к 2050 году.

В связи с этим, европейская угольная промышленность, долгое время бывшая основой энергетики и занятости, в последние десятилетия существенно сократилась.

В 2024 году добыча и потребление угля в Европейском Союзе упали до рекордно низких уровней – производство составило 242 млн тонн, а потребление 306 млн тонн, что на 12–13% меньше, чем годом ранее. Это кульминация многолетней тенденции.

Чтобы гарантировать, что ни один регион, работник или сообщество не останутся без внимания при энергетическом переходе, в 2017 году специально созданная комиссия запустила Инициативу "Угольные регионы в процессе перехода" (CRiT), призванную помочь смягчить социальные последствия перехода на низкоуглеродную энергетику в угольных, торфяных и сланцевых регионах Европейского Союза.

Инициатива направлена на поддержку европейских регионов NUTS-2, где ведется добыча угля, лигнита, торфа и горючих сланцев. По оценкам JRC, в 2018 году в этих секторах было занято свыше 100 тысяч человек. Хотя материалы, экспертиза и мероприятия Инициативы доступны всем заинтересованным сторонам, право подавать заявки на техническую помощь и участвовать в программах обмена предоставлено исключительно этим регионам.

Многие страны Западной Европы полностью закрыли свои шахты:

• Великобритания – 2015 г.,
• Германия – 2018 г.,
• Испания – 2018 г.,
• Франция – 2004 г. и др.

Однако в Польше и ряде Восточноевропейских стран процесс затянулся из-за высокой зависимости от угля.

Экономические причины закрытия угольных производств

Конкуренция с другими видами топлива

После Второй мировой войны уголь в Европе постепенно вытеснялся более дешевыми или удобными энергоносителями – сначала нефтью и газом, затем возобновляемой энергетикой.

Например, в Германии еще с конца 1950-х гг. усилилась конкуренция со стороны дешевого импортного угля, что создало экономическое давление на местные шахты и привело к сокращению рабочих мест.

Германия: индивидуальная стратегия

Германия — крупнейший в мире производитель лигнита (бурый уголь) — самого грязного сорта угля. В 90-е годы, когда экономические условия для отрасли каменного угля в Германии становились все более неблагоприятными, федеральное правительство выработало индивидуальную стратегию взаимодействия с местными властями, работодателями и профсоюзами. Этот подход позволил организовать поэтапное и управляемое закрытие угольных шахт в традиционных добывающих регионах Западной Германии.

Рост международной конкуренции с конца 1950-х годов оказывал давление на отрасль, приводя к масштабному сокращению рабочих мест. В ответ государство инициировало программы экономической реструктуризации, направленные на смягчение последствий и поиск новых точек роста для угледобывающих территорий. В конце 1980-х годов Германия перешла к регионализированной структурной политике, предоставляя больше прав и механизмов участия местным заинтересованным сторонам.

После решения 2007 года о полном прекращении субсидирования каменного угля был заключен комплексный пакт между федеральным центром, землями, профсоюзами и угольными компаниями. Его цель — обеспечить справедливый отказ от угля и социально приемлемый переход для работников. Социальная адаптация опиралась на целый набор мер: добровольное сокращение заработной платы, программы раннего выхода на пенсию, переселение части сотрудников, переподготовку, гарантии достойного трудоустройства и масштабные государственные инвестиции в диверсификацию экономики регионов.

В 2018 году Германия закрыла последнюю шахту по добыче каменного угля, полностью отказавшись от его внутренней добычи. Однако добыча бурого угля (лигнита) продолжилась, и именно лигнит оставался ключевым источником генерации — в 2018 году его доля превышала 34% в электроэнергетике страны.

В 2020 году в Германии был принят закон, согласно которому 2038 год является крайним сроком отказа от использования угля в энергетике.

В июне 2020 года была запущена угольная электростанция, работающая на каменном угле, но эксперты полагают, что это одна из последних угольных электростанций, строящихся в стране.

Впрочем согласно данным Global Energy Monitor, на май 2025 года в Германии все еще есть 97 действующих шахт. В лигнитной промышленности Германии было занято около 20 000 человек, три четверти из которых являются шахтерами, а остальные работают на электростанциях, работающих на лигните, еще 5 тыс. человек работают на электростанциях, работающих на каменном угле.

Для их поддержки предусматриваются компенсации в размере $45 млрд.

Кстати, для сравнения: в Германии в секторе возобновляемой энергетики занято более 250 000 человек — намного больше, чем в угольной промышленности.

Франция: логичный и безболезненный переход

Франция — один из крупнейших энергетических рынков Европы. В совокупности с Германией на них приходится более трети производимой и потребляемой электроэнергии ЕС.

Национальная климатическая политика Франции опирается на развитую нормативную базу и сильные государственные институты, а стратегические цели включают создание полностью декарбонизированной энергосистемы, "зеленой" промышленности, широкую электрификацию транспорта, устойчивое сельское хозяйство и энергоэффективный фонд зданий.

Угольная добыча во Франции завершилась в 2004 году — закрытие шахты La Houve в Лотарингии поставило точку в более чем 250-летней истории отрасли. И хотя в 2022–2024 годах Франция временно перезапускала угольные ТЭЦ в экстренном режиме из-за энергетического кризиса, добыча угля не возобновлялась. То есть справедливо говорить, что угледобыча прекращена окончательно, хотя использование угля как топлива эпизодически оставалось.

Исторически уголь сыграл ключевую роль в индустриализации страны. В XIX веке производство стремительно росло, прежде всего в бассейнах Нор – Па-де-Кале и Лотарингии, а в XX веке уголь оставался важнейшим энергетическим ресурсом. В 1960-е годы годовая добыча достигала 60 млн тонн, однако Франция никогда не была полностью обеспечена собственными ресурсами и значительную часть угля импортировала из Великобритании, Германии, СССР и Польши.

Испания: самая масштабная программа

К концу XX века европейский уголь стал слишком дорогим: запасы на доступных глубинах были выработаны, а добыча в старых шахтах требовала все больших затрат и усилий. Особенно ярко эта динамика проявилась в Испании — стране, где глубокие подземные выработки исторически доминировали над карьерным способом добычи.

Если в 1950-е годы испанская угольная отрасль обеспечивала занятость почти 100 тыс. человек, то к 2018 году в секторе оставалось лишь около 2 тыс. работников. На долю угля сегодня приходится менее 10% энергопотребления Испании — это одна из самых быстрых деградаций угольного сектора в ЕС. Это позволило стране запустить одну из самых масштабных программ по отказу от угледобычи в Европе.

Правительство страны объявило план закрытия 26 нерентабельных шахт стоимостью 2,13 млрд евро (около $2,44 млрд), предусматривавший ликвидацию отрасли уже к концу 2018 года.

Согласно расследованию Reuters на тот момент в стране фактически работала лишь одна шахта — La Escondida в провинции Леон. На предприятии трудилось примерно 70 человек, а месячная добыча составляла около 7 тыс. тонн угля.

Во избежание социальных конфликтов испанское правительство заключило с профсоюзами соглашение о справедливом переходе. В октябре 2018 г. была достигнута договоренность, по которой около 60% оставшихся шахтеров получат досрочные пенсии, а остальные – щедрые единовременные выплаты и средства на создание нового бизнеса. Для поддержки территорий и бизнеса был создан отдельный фонд переориентации экономики объемом 250 млн евро.

К слову, исторические районы угледобычи Испании традиционно сосредоточены в северных регионах — Астурии, Кастилии и Леоне, Арагоне, — где закрытие шахт стало не только экономическим, но и социальным вызовом. Однако именно эти территории получают приоритет в программах реструктуризации и поиске новых видов занятости.

Опыт Польши: пример успешной реструктуризации

Польша остается одной из самых угледобывающих стран Европы, однако именно она стала ключевым примером управляемого и поэтапного ухода от шахтного угля. На протяжении столетий каменный уголь добывался в Силезии, обеспечивая электроэнергией дома, промышленность и электростанции. В центральной и западной Польше масштабные разработки бурого угля обеспечивают энергией такие гиганты, как Белхатувская электростанция, крупнейший источник выбросов CO2 в Европе.

Но и здесь социальные аспекты вышли на первый план. В Польше шахтерские профсоюзы регулярно устраивали акции протеста. В 1990-е годы горняки Силезии организовывали марши на Варшаву, требуя сохранить рабочие места, а уже в 2015 году протесты шахтеров вынудили правительство временно приостановить закрытие нескольких шахт. Эти примеры отражают высокий социальный статус и сплоченность угольщиков, которые исторически считались основой рабочего класса и не боялись отстаивать свои права коллективным действием.

В конце августа 2023 года крупнейшая энергетическая компания Польши — государственная PGE — сделала заявление, которое потрясло не только рынок, но и политический ландшафт страны. Компания объявила, что намерена достичь углеродной нейтральности к 2040 году, то есть на десять лет раньше ранее установленного срока. Но главным сюрпризом стало другое: PGE планирует полностью отказаться от угля уже к 2030 году, несмотря на то что именно уголь десятилетиями был основой польской энергетики.

Такая стратегия идеально вписывалась в климатическую политику ЕС и отвечала запросу инвесторов, которые всё активнее переключаются на низкоуглеродные активы. Однако внутри Польши заявление вызвало мощный политический и социальный резонанс.

Особенно жёсткая реакция последовала из Силезии — индустриального региона на юге страны, исторического центра польской угледобычи. PGE является крупнейшим покупателем энергетического угля у силезских шахт, и сообщение о скором отказе от угля было воспринято как прямая угроза будущему десятков тысяч работников.

Профсоюзные организации потребовали не только пересмотра новой стратегии компании, но и немедленной отставки её генерального директора Войцеха Домбровского. Ситуация быстро переросла в масштабный политический спор о будущем польской энергетики и судьбе регионов, чья экономика десятилетиями зависела от угля.

Чтобы избежать социального взрыва, правительство Польши совместно с Всемирным банком профинансировало масштабные программы добровольного увольнения и переподготовки. "Горняцкие пакеты" компенсаций позволили около 80 тысяч работников покинуть отрасль без протестов — общий объём выплат превысил $2 млрд.

Это помогло сократить угольную промышленность Польши примерно наполовину без массовых протестов. Однако оставшиеся шахтеры продолжали бороться за сохранение отрасли – вплоть до 2020 года, когда из-за убыточности многие шахты работали только благодаря дотациям.

Подписание в 2021 году Социального контракта между правительством Польши и профсоюзами зафиксировало компромисс: шахты будут поэтапно закрыты к 2049 году, при условии гарантированной поддержки работникам (право перейти на работу в еще действующие шахты или выйти на пенсию с выплатой 80% оклада, либо получить выходное пособие 120 тыс. злотых). Также предусмотрены значительные инвестиции (более 16 млрд злотых) в создание новых рабочих мест, внедрение чистых угольных технологий, и финансирование технического демонтажа шахт.

Хотя этот план и отсрочил конец угледобычи на несколько десятилетий, он показал готовность властей учитывать требования работников отрасли. Такой подход позволил минимизировать социальные потрясения во время закрытий.

В целом с 1997 по 2002 годы было закрыто 16 шахт, что стало поворотным моментом региональной политики на юге страны. Ликвидацию угольных предприятий осуществляли две специализированные государственные структуры — SRK и BSRK, которые стали прототипами компаний по управлению пост-угольным наследием.

По данным Всемирного банка, в 2000 году страна добывала 163 млн тонн твердого угля и бурого угля, а к 2016 году объем сократился до 131 млн тонн. За этот период доля Польши в мировом производстве снизилась с 3 % до 2 %, что отражает глубинные изменения, происходящие в энергетике и промышленности страны.

И все же Польша относится к числу государств, которые "наиболее остро" могут столкнуться с последствиями закрытия угольных шахт в будущем. Это объясняется масштабом отрасли, высокой занятостью и региональной зависимостью от угольной экономики.

Во многих угольных регионах шахты были единственным системным работодателем, а смежные отрасли — от транспорта до коммунального хозяйства — зависели от угольной экономики. К слову, помимо Польши, в эту группу входят Китай, Индия, Индонезия, Австралия, Россия и ЮАР — страны, где уголь традиционно играет системообразующую роль. Тем не менее, Польша смогла показать, что управляемый переход возможен, если он:

• заранее финансируется;
• сопровождается ясными механизмами социальной адаптации;
• подразумевает долгосрочные региональные инвестиции;
• интегрирует экологическую и технологическую политику.

Польская модель показывает: ключевыми факторами успешной реструктуризации являются последовательность решений, прозрачное финансирование, технически грамотная ликвидация и ориентация на будущее трудоустройство.

Жесткая политика Великобритании

Закрытие угольных предприятий в Европе практически всегда сопровождалось серьезным социальным напряжением, особенно в регионах, где шахты были единственным источником занятости. Реакция шахтеров и местных сообществ зависела от того, как государство выстраивало диалог и какие меры поддержки предлагало. В отличие от Германии, Испании и даже Польши, политика Великобритании была совсем иной.

В период своего расцвета в 1920 году угольная промышленность Великобритании обеспечивала занятость 1,2 млн человек. Поэтому годовая забастовка шахтеров 1984–1985 годов против политики правительства Маргарет Тэтчер стала самым резонансным примером. Кабинет министров объявил о планах закрытия убыточных шахт, что грозило потерей десятков тысяч рабочих мест.

Конфликт быстро перерос в одно из крупнейших социально-политических противостояний в новейшей истории Великобритании. Тысячи работников выступили против ликвидации угольных предприятий. За время годовой забастовки было арестовано свыше 11 тыс. человек. Около восьми тысяч получили обвинения, а от 150 до 200 участников были приговорены к реальным тюремным срокам. Это событие стало одним из самых масштабных случаев преследования протестующих в современной истории Великобритании. После чего Тэтчер стали называть "Железная леди".

Несмотря на масштабы сопротивления, правительство не пошло на уступки. Поражение забастовки стало поворотным моментом: именно после нее британская угольная отрасль начала ускоренно сокращаться, а многие шахтерские регионы столкнулись с длительными социально-экономическими последствиями.

Факторы, влияющие на закрытие шахт в Европе

Согласно обновленным на май 2025 года данным базы Global Coal Mine Tracker из 7 из 11 указанных в базе стран Европы фактически прекратили добычу угля. Лишь Восточная Европа и Балканы (Сербия, Болгария, Чехия) сохраняют уголь как часть энергетики.

Польша остается последней крупной угольной экономикой ЕС. Это показывает, что Западная Европа уже завершила переход от использования угля, Восточная Европа – лишь начинает. Но в целом, к основным факторам, повилявшим на закрытие угольных шахт в странах Европы, можно отнести:

– Глобальный рынок и импорт угля: в условиях глобализации европейские электростанции все чаще переходили на импортный уголь, добытый открытым способом в США, Австралии, России, Колумбии и др., который был дешевле местного. Например, к 2010-м годам большая часть угля, сжигаемого в Испании, импортировалась, а в 2018 г. уже около 90% угля поступало из-за рубежа. Аналогичная ситуация наблюдалась и в Германии, которая после 2018 года полностью перешла на импортный уголь, так как собственная добыча стала нерентабельной. В результате экономического переизбытка угля на мировом рынке и низких цен, содержать дорогие европейские шахты стало невыгодно без государственных субсидий.

– Сокращение спроса на уголь: одновременно снизился и внутренний спрос на уголь в энергодобыче. Доля угля, по данным на 2023 год, в электроэнергетике ЕС сократилась до 12% благодаря развитию газовой генерации и возобновляемых источников. Падение спроса означало, что многие шахты оказались избыточными.

– Ужесточение экологических требований (например, платы за выбросы CO₂) сделало уголь менее привлекательным топливом даже там, где он еще добывался.

Финансовые причины закрытия угольных шахт в Европе

Когда-то уголь был "черным золотом" промышленной революции в странах Европы, но к 2020-м годам большинство шахт закрыто. Важнейшую роль в этом сыграли финансовые факторы – высокая себестоимость добычи, падение доходности и необходимость субсидий.

Себестоимость добычи угля в Европе

Себестоимость добычи угля в большинстве европейских стран оказалась значительно выше мировых цен. Например, в Германии средние затраты на добычу 1 тонны каменного угля составляли около 180 евро. Для сравнения, в 2017 году импортный уголь обходился немецким потребителям всего в 86-96 евро за тонну. Это означает, что немецкий уголь был почти в 2 раза дороже мирового, делая его неконкурентоспособным без господдержки.

В Польше, как уже отмечалось выше, уголь долго оставался основой энергобаланса страны, но и здесь себестоимость добычи также резко возросла. По данным за 2023 год, себестоимость добычи 1 тонны угля превысила 900 злотых, что на тот момент было эквивалентно $234. Это связано с тем, что разрабатываются все более глубокие пласты, производительность не растет, а фонд оплаты труда высок.

Для сравнения: себестоимость угля в США составляет около 148 злотых (около $40) за тонну – то есть американский уголь добывается в 6 раз дешевле, чем польский.

Таким образом, польские шахты сталкиваются с огромным разрывом в издержках по сравнению с глобальными конкурентами.

Похожие тенденции наблюдались и в других странах. В Великобритании себестоимость угля из последних глубоких шахт в 2010-х годах существенно превосходила цену импортного угля. Например, на шахте "Келлингли" себестоимость составляла около $65 за тонну, тогда как импортный уголь стоил $45. Британские угольные компании не могли конкурировать с дешевым импортом из стран с более низкими затратами, поэтому добыча угля в Британии практически сошла на нет. Последняя шахта закрылась без прибыли. По данным правительства Великобритании наибольшую выгоду от возросшего спроса на уголь в той стране получила Россия, обеспечив 46% её энергетического угля в 2014 году. В тот период уголь обеспечивает примерно треть энергии для производства электроэнергии в Великобритании, а остальная часть приходится на природный газ и возобновляемые источники.

В Испании добыча угля к 2010-м годам также была нерентабельна без субсидий. Высокие затраты на тонну угля приводили к тому, что местные шахты постепенно закрывались, особенно после того, как Евросоюз потребовал прекратить поддержку убыточных шахт. К концу 2018 года Испания закрыла большинство своих угольных шахт, так как расходы на добычу оказались слишком велики, и дешевле стало завозить уголь из-за рубежа.

Доходы угольной отрасли и ее экономическая роль

Финансовое значение угольной промышленности в экономиках европейских стран резко упало. Если в середине XX века угольная отрасль была крупным работодателем и источником доходов, то к 2020-м ее доля в ВВП стала минимальной практически везде. Например, по данным Всемирного банка в Польше – крупнейшем производителе угля в ЕС – доходы от угольного сектора в 1980-е годы оценивались около 1% ВВП, а к 2020-м снизились до 0,2–0,5% ВВП.

В других странах доля еще меньше: в Германии доходы от угледобычи составляли 0,1% ВВП в 1980 г., а затем опустились до нуля. В Великобритании доля угольной отрасли сократилась с 0,6% ВВП в 1980 г. до нуля к 2010-м, когда прекратилась добыча. В Испании и Чехии аналогично: в 1980-х уголь давал 0,1–0,4% ВВП, а к 2020-м эти значения приблизились к нулю.

Вместе с тем, сокращение объемов добычи означало падение валовой выручки компаний. Например, польская добыча сократилась с 250 млн тонн в 1970-х до 85 млн тонн в последние годы – соответственно, валовая выручка сектора упала более чем втрое.

Испания, Италия, Португалия, Великобритания к концу 2010-х закрыли большинство угольных электростанций, резко снизив потребление угля. Даже Германия – традиционный крупный потребитель – с 2016 г. сокращала сжигание угля благодаря росту ВИЭ. Все это означало, что продавать местный уголь некому и некуда, кроме как по демпинговым ценам, что еще сильнее било по доходам шахт. А с уменьшением количества шахт большинство стран ЕС стали нетто-импортерами угля и более не получают значимых экспортных поступлений от угольного топлива. К 2024 году внутреннее производство покрывало лишь 42% потребления угля в Евросоюзе против 71% в 1990 году.

Что касается государственных дотаций для "финансовой накачки" отрасли, то, как уже было отмечено, европейские правительства тратили огромные средства, что отражалось в финансовой отчетности, но не давало устойчивых доходов. В Германии, например, начиная с 1960 годов, общая сумма дотаций составила астрономические 337 млрд евро. В Польше только в 2025 году на дотации шахтам государство планировало выделить 9 млрд злотых, что эквивалентно $2,2 млрд. Эти суммы свидетельствуют, что прямая прибыль от угледобычи уже не покрывает затрат – напротив, отрасль потребляет бюджетные ресурсы.

Таким образом, макроэкономическая роль угледобычи крайне мала – отрасль из основы экономики превратилась в хронически убыточный сектор, существовавший лишь за счет государственных дотаций. Даже рост цены на уголь в 2021 году, достигшей $300 за тонну, не вернуло интерес к шахтам. Вместо этого Европа просто импортировала больше угля из ЮАР, Австралии, США и даже Казахстана, пытаясь заменить запрещенный с августа 2022 года российский уголь. Наоборот, ЕС подтвердил приверженность отказу от угля: к началу 2023 года уже 13 из 27 стран ЕС вообще не используют уголь в электроэнергетике, а остальные планируют полное закрытие угольных ТЭС к 2030-2035 гг. Это означает, что и последние шахты не имеют будущего, а угольная эра в Европе подошла к концу.

Таблица 1: Европейская угольная промышленность: состояние, причины закрытия, социальные меры

В целом европейские страны объединяет одно: экономическая неконкурентоспособность угля. Глубокие шахты, высокая себестоимость и требования по декарбонизации привели к тому, что производство угля стало финансово невыгодным даже при господдержке. Но социальная цена перехода оказалась разной.

Однако несмотря на разные модели, опыт Европы показывает несколько ключевых закономерностей:

• Уголь убыточен, особенно в глубоких шахтах.
• Успешный отказ возможен только при:

• компенсаторных механизмах,
• диалоге между государством и профсоюзами,
• многолетнем планировании.

• Страны, сделавшие ставку на атом (Франция), газ (Великобритания), ВИЭ (Испания) и гибридные модели (Германия), пережили переход легче.
• Основной барьер — рабочие места и структура региональной экономики.

Опыт Европы — это набор практических сценариев, которые могут быть востребованы и в СНГ, учитывая неизбежное давление климатической политики и экономики. И хотя социальные издержки трансформации были высоки, ни в одной стране сопротивление не смогло повернуть вспять курс на отказ от угля. Государство, опираясь на расчёт и долгосрочную стратегию, в конечном итоге всегда оказывалось сильнее уличного давления. Это урок для стран, только начинающих свой энергетический переход: политическая решимость важнее краткосрочной реакции.